Четыре возраста Нулизы-сан [СИ] - Михаил Григорьевич Бобров

даже не считавшихся людьми. Чем прославилась старая добрая Германия, напомнить? Старая добрая Франция под руководством такого мудрого и прозорливого де Голля, отступая из Алжира в начале шестидесятых, уничтожила пару миллионов алжирцев в попытке удержать страну за собой. И это я еще про Мадагаскар не вспоминаю, который французы в начале двадцатого века выморили-таки голодом. Старая добрая Италия травила эфиопов газом заодно со старой доброй Германией. Старая добрая Испания воевала в Марокко — круче рашенз в Афганистане.

— Не может быть, шеф!

— У «шурави» в Афганистане был хоть один авианосец?

— Гм… А у испанцев что, в Марокко был?

— Первый в истории случай удачного применения авианосца против партизан. Десант с танками — это за двадцать лет до «Оверлорда», «Драгуна» и «Катапульты».

— Конкистадоры, опыт не пропьешь. А старая добрая Америка?

— Америка еще не старая. Зато, пожалуй, уже не добрая… Так почему вы несете мне планы завоевания мира? Только честно, Фиори? Предположим, нам все удалось и мы завоевали мир — что дальше? Абсолютная власть разлагает абсолютно.

— Сэр. Поскольку мы говорим о работе в России, то я отвечу словами русского же умника. Вы сослались на интернет — я тоже сошлюсь. Умник ведет блог за подписью: «Г.А». Найдете минуту, почитайте. Не пожалеете.

— Прежде всего я не пожалею вас. Ближе к делу!

— Смотрите: предположим, что будущий Рим будет немецким и Христос придёт туда. Это будет Христос, которого ждут немцы. Это они вымостили дорогу, они и будут встречать Христа. Он придёт в Рим, который построили немцы. Он будет судить и миловать, а немцы будут безропотно принимать свою участь. Они очень хорошо будут понимать за что их карают и за что милуют. Они, как народ, всю свою жизнь готовились именно к этому. Они своё переведённое на немецкий Евангелие зазубрили наизусть. Немцы в нём знают каждую буковку и они эту буковку истолковали вот так, а судить их будет судья справедливейший.

Но теперь предположим, что в этот немецкий Рим попали, шеф, любимые ваши русские. И немцами они стать не захотели. Ну, эмигранты, полно таких. Высадились на Брайтон-бич, но все же остались русскими. Так вот, на этом суде они с изумлением обнаружат, что их карают тяжелее за грехи малые и награждают за добродетели, которые в их глазах добродетелями вовсе не являются. Справедливого суда не получится. Произойдёт это по той причине, что Евангелие — одно. Смысл каждой притчи в Евангелии — один. И в немецкой Священной Римской Империи смысл этот будет немецким. То же верно и для Третьего Рима размером во всю планету, Евангелие там будет русским и Христос, подняв из могил мёртвых, будет говорить с ними на русском языке.

Империя нужна для того, чтобы появился один Христос. Тот, которого там ждут. И, сэр, в меру моих слабых сил, я желаю, чтобы это был мой Христос.

* * *

— Христос есть мощный регулятор морали, — кардинал развел руками, — это нельзя отрицать. И наша модель семьи, наша модель отношений создала всю цивилизацию. И это факт.

Акаги покачала головой отрицательно.

— Ваша модель морали привела к тому, что молодой, здоровый, готовый на все парень вообще никому не нужен. Охотятся только за богатыми. Вы установили запрет на секс без цели размножения. Вы поставили секс в прямую зависимость от содержания ребенка — и так вы назначили запретительную цену. А отсюда неврозы и психозы у мужчин, отсюда стада маньяков — и постоянная болезненная зацикленность женщин на удачном браке. И колоссальная уязвимость системы управления. Любого вашего политика можно свалить одной минетчицей.

Кардинал сощурился в неприятно-сладкой гримасе.

— Недопуск нищих к размножению выполняет важнейшую роль в укреплении популяции. Хочешь женщину? Заработай или прославься, или хотя бы укради, наконец! Только встань уже с дивана! Это диалектика! Без стимула ничего не будет! Ни одна из ваших утопий этого не учитывает. Довольному человеку ничего не нужно; Моцарт бы не стал писать знаменитые Реквиемы, кабы не имел необходимости кормить семью. А если политику не хватает ума скрыть адюльтер, так он дурак, а дурак не нужен!

— То есть, вы караете не того, кто способен растоптать вашу же заповедь «не прелюбодействуй» — а того, кто неумело заметает следы. При таком подходе наверху будут хитрые воры, а не дальновидные стратеги. Что и привело планету к тому состоянию, что мы сейчас наблюдаем.

— Дальновидные стратеги могли бы сообразить последствия, взвесить риски — и не связываться с минетчицами. Это же и есть определение дальновидности: способность подумать на несколько ходов дальше собственного х… хобота! А если политик не может удержать в узде собственный… Хм… То и страну свою не сможет он удержать в узде.

— Страна несколько сложнее лошади. Особенно сейчас. Ваша модель управления отточена на Европе, где вся держава состояла из десяти-двенадцати тысяч реально влияющих на что-то дворян, все прочие их только содержали, ничего не решая. Античность завоевала полмира без этих неумных ограничений.

— Однако великий Рим не открыл ни Америку, ни Китай — просто потому, что ему это было не нужно. Хотя римские корабли были достаточно совершенны для подобных плаваний. Хватало и золота, и леса, и парусины, и моряков — не было только желания! Наша религия прижала крышку на котле и подняла давление пара. И только поэтому развилась вся западная цивилизация. Ведь не зря же все духовные практики первым делом требуют воздержания. Как на западе — так и на вашем любимом востоке!

Кардинал замолчал. Перевел дух, отложил гусиное перо, которым все это время размахивал перед самым экраном, и тогда только спросил:

— Доктор Акаги, отчего вы такое внимание уделяете именно этому вопросу?

— Оттого, что вы снова лезете с моралью в каждую постель. Из каждой розетки уже зовут в крестовый поход — словно тысячу лет назад. Но какой толк от ваших фанатиков на море? Воевать с глубинными могут лишь канмусу, призванные по необходимому ритуалу и прошедшие необходимое обучение.

— Так отдайте нам «Серафим» — и девушкам не придется умирать. Крестоносцы достойно заменят их в бою.

— Не знаю, кто вам наврал про «Серафим» — там до успеха еще, как до Луны ползком. Но даже имей мы средство против глубинных, мы не отдали бы его никакой отдельной державе. Если «Серафим» отдать вам, то морями завладеют ваши крестоносцы, и это будет хуже глубинных — те хотя бы враги. А война против крестоносцев суть война гражданская… Хорошая попытка, синьор кардинал!

— Я подниму этот вопрос в ООН. Неважно, как я узнал об этом —